 Читаю вот опусы о том, как люди учились, как постигали свои университеты, и невольно содрогаюсь от своих воспоминаний. Я тоже учился в институте. Точнее, в институт я поступил, а учился уже в академии – при развале СССР, наш Одесский Инженерно-Строительный Институт (ОИСИ или на мове ОИБИ) переименовали в Одесскую Государственную Академию Строительства и Архитектуры. Причем, кроме вывески нихрена больше не изменилось, кроме того, что нас пугали страшными на тот момент словами: «бакалавр» и «магистр», но при мне так и не ввели ни того, ни другого. Потому я до сих пор смутно представляю – хорошо это или плохо, хотя мне, по большому счету, было пофиг!
Невольно вспоминается повесть Войновича «Хочу быть честным», где герой поступил в строительный институт, потому что у него было ранение в ноги, и строительный был просто ближе всех других институтов. У меня, конечно, никакого ранения в ноги не было – тут мне несказанно повезло, но проваландавшись на подготовительных курсах Одесского политеха, я понял, что на ФАВТ я не поступлю, даже если начну учить весь тот бред, который нам там преподавали. Кстати, 30% народа из моей группы на курсах я потом встретил на своем факультете в строительном, чему был приятно удивлен.
Я всегда был распиздяем в учебе. Даже несмотря на то, что учеба в физмате как бы обязывала что-то учить, хуй я клал на эти обязательства, ибо спермотоксикоз отшибал не только желание учиться, но и толкал на всяческие дурацкие поступки, за что я регулярно был йобан практически всеми учителями. Ну, может, за исключением молодой подруги, которая нам давала основы информатики, и то лишь потому, что как я теперь понимаю, бухло и ёбля мешали ей адекватно реагировать на окружающую действительность.
Так вот, учился я никак, точнее никак я не учился, что, в общем-то, не мешало мне учиться на «хорошо». Я был слеп, как камбала, и, ясен пень, очки не носил, так что даже сидя на первой парте, я не видел нихуя написанного на доске. Условия задач мне все время писал сосед по парте, в то время, пока я решал его вариант. Теперь он – неибаццо какой-то начальник в Порту, я же, как был распиздяем, так им и остался, что впрочем, закономерно.
Так вот, так приключилось, что была у нас невъебенная возможность совместить выпускные экзамены в школе со вступительными экзаменами в строительном институте. Чем я и не преминул воспользоваться. А хуле…
При всем своем распиздяйстве и навалившихся пьянках, я сдал экзамены с одной четверкой. Итого 9 баллов при проходном 6–7.
Не дожидаясь результатов, мы с корешами, вооружившись канистрой вина, чухнули на Днестр на рыбалку. За что и получил пизды от родителей по приезде.
Но бит был не шибко, ибо уже и ежу было понятно, что в институт таки я поступил. Хотя, как мне кажется, родители и до сих пор не верят, что это все правда, ибо считают меня идиотом от рождения. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
В курсе первом
Семестр первый, пристрелочный
Это обшарпаное здание - корпус нашего факультета на улице Комсомольской (Старопортофранковской)
Идти в институт было реально стремно. Я же был уверен, что там мне придецца учицца, а не шароебиться, хотя бывалые утверждали, что первый курс – это все херня, чисто шара! Верилось с трудом, терзали смутные сомнения, и они меня не обманули!
Если честно, начало учебного процесса помню смутно, да и поучится сразу не очень-то и получилось. Наш факультет, наверное, единственный во всей Одессе был отправлен в колхоз.
О колхозе можно рассказывать много. Убирали мы то ли сахарную, то ли кормовую свеклу. Выработка нас сперва шокировала – в день нужно было собрать тонну этой поебени, но потом, как выяснилось, мы зря шугались! Тонна свеклы – это от силы два часа ненапряжных физических упражнений. Все остальное время, забив на наследие Стаханова, мы пиздили арбузы и дыни с соседней бахчи и поглощали их в соседней посадке.
Потом ехали на обед и отдых. Потом нас вновь за каким-то хуем везли в поле, но, ввиду того, что дневная норма была выполнена, мы опять пиздили чудо-ягоды, жрали их и спали все в той же посадке. Так продолжалось недели две, пока мы таки не добили вверенное нам поле.
Ясное дело, по вечерам было бухло, ёбля и пестни у костра, который мы разводили на близлежащем кладбище. Аборигены народом были мирным, потому эксцессов с ними никаких не было, а винищем они нас угощали на шару, и мы, ясное дело, не позволяли себе пренебрегать гостеприимством.
Единственный косяк был связан с едой. Кормили нас блюдами разными, но визуально они мало отличались одно от другого – все было похоже на красную жижу, и только черпанув ложкой, можно было выяснить, чем нас потчуют на этот раз: борщом, гречневой кашей или тушеной картошкой. Правда, мы добыли на разгрузке пару мешков картофана и по ночам восполняли недостаток разнообразия в еде, жаря ее в количествах просто немеряных.
Потом мы забили на сельское хозяйство, собрали клумаки и съебались обратно в родные пенаты, воспылав неибаццо какой страстью к учебе.
Правда, и тут мне не пофартило – учиться у меня вновь не получилось. Меня настигла «желтуха», выбив на месяц из стройных студенческих рядов.
Не буду рассказывать, как мне болелось, хотя реально болелось весело. Правда я нехило продулся в секу, но моя стипендия в 150 советских рублей позволяла мне шиковать.
Больница забрала месяц жизни и почти треть семестра, а напоследок мне еще дали свободное посещение занятий. Не нужно, думаю, говорить, что я посчитал своим законным правом пользоваться этой халявой на все 100%, то есть на все две недели. В результате, на учебе я появился только в середине ноября.
Сказать, что я ничего не знал – это ничего не сказать. Я не знал даже некоторых преподавателей! Но у меня была железная отмазка – я пал жертвой колхоза, в котором, как все логично посчитали, я заразу и подхватил.
К сессии я имел отсутствие знаний, унылую морду лица и аусвайс от декана, в котором черным по белому была написана причина моего отсутствия в течение долгого времени на учебе и, соответственно, отсутствия знаний в моей башке. Но даже с такой бумагой я сдал экзамен по физике только в мае. Но это уже другая история – это история второго семестра…
Семестр второй, обкаточный
Учился я, как уже, наверное, стало понятно в Одессе, а вот жил по-прежнему в Ильичевске. Нам, ильичевским, общаги не давали ввиду отсутствия посадочных мест – в нашей общаге жили еще и архитекторы, чья общага была на ремонте, но нас это не сильно и огорчало. Добираться до Одессы было не тяжело. Добирались в основном посредством электрички, которая тогда еще ходила. Ездили, ясное дело, почти на шару, покупая по студенческим проездные билеты на месяц, но пользуясь ими годами, если повезет, конечно.
Единственное, просыпаться надо было в 6 утра, потому что электричек утренних было две: одна в 6.40, другая – в 7.30. На первой приезжали почти за час до занятий, на второй опаздывали на полчаса на первую пару. На первом курсе мы еще ездили на первой…
Чем в электричке можно заняться? Правильно! Играли в карты или спали. Сколько было сыграно партий в «клабар» и «тысячу», сколько было расписано «пулек» в преф – просто не счесть!
Как я уже говорил, сессию зимнюю я не сдал, что повлияло на мое госдовольствие – стипендию мне не платили! Но… платили так называемые «хлебные» – пособие для иногородних, коим я являлся, в размере 40 рублей. Опять же, советскими, хотя уже тогда в обиход стали поступать «купоны» – такой себе рублезаменитель. Причем, настолько все было заажиотажено, что меняли купоны по курсу к рублю 1:2. Мне тогда единовременно дали 200 карбованцев, которые я честно пожертвовал в семью, сам оставшись на хую.
 
Выкручивался, как мог. Спасали знания, полученные еще в школе. Уже произошло расслоение среди моих однокашников на студентов и распиздяев. Я был где-то между ними, часто подрабатывая решением контрольных по химии, физике и вышке. Кормились обычно в студенческом буфете, где коронным блюдом были блинчики с капустой и какао.
Приходилось понемногу втягиваться в учебу, а сделать это было ой, как нелегко, если учесть, что первый семестр я тупо прошароебился. Но я прекрасно понимал: в этот раз декан мне индульгенцию не даст, да и преподы будут штормить за обе сессии сразу! Но учиться мне было не просто. Очками я так и не обзавелся, а садился обычно на галерку. Ясное дело, я нихрена не видел из того, что писалось на доске, все знания воспринимал только на слух. Уже тогда я понял, что от моих конспектов толку не будет, потому как в них отсутствует половина информации, и я просто перестал их вести, для отмазки таская с собой одну общую тетрадь, с которой я успешно и проучился все годы, так и не исписав ее даже наполовину.
В общем, так и учился, как-нибудь, чему-нибудь…
В мае я, таки, закрыл вопрос с зимней сессией, и вовремя – пришло время сессии летней. В начале июня меня просто убили, выплатив ВСЮ стипендию с января по июнь. А это вам – не цацки пецкать: стипендия-то у меня была 240 рублей (хлебные 40 шли отдельно, как и единоразовая выплата 200 купонов), а за пять месяцев, считайте сами, мне отслюнявили 1200 рублей!
Жил я тогда с нашей старостой, красивой девчонкой из Кишинева.
 
Первым делом, с таким-то баблом закатились в «Гамбринус». Помимо нас двоих еще были одноклассники, которые учились и в строительном, и в водном, и в мореходке, и в связи, и в политехе. До сих пор ломаю голову над одной загадкой, может мне кто растолкует ее, ибо спрашивать напрямую как-то стремно. А дело вот в чем…
«Гамбринус», если кто не знает, это легенда Одессы – пивной такой барчик-подвальчик. Как-нибудь я расскажу, каков он сейчас, но тогда все было иначе. Одной из особенностей бара было отсутствие женского туалета! Ну, вот так! Более того! Мужской туалет тоже не отличался особым комфортом! В нем отсутствовали унитазы и писсуары, не было даже «чаши Петри» – архитектор посчитал все эти достижения цивилизации излишними. Все эти прибамбасы были заменены таким себе бордюром вдоль стены: высотой чуть ниже пояса и шириной сантиметров 20, с желобком в середине, в который, собственно, и приходилось отливать…
Все бы ничего, кабы с нами не было моей подружки. Пиво-то мы пили практически на равных, и, ясное дело, и ей захотелось пи-пи… Я, как жынтельмен, проводил ее в туалет, а сам остался снаружи, отгоняя особей мужского полу, желающих воспользоваться отхожим местом. Через какое-то время девочка вышла, и как я понял, нужду свою малую она справила. Тогда я этому значения не придал, но уже на следующий день озадачился – как? Как она это сделала? Мучает меня эта мысль по сей день, не давая ни сна, ни покоя…
Потом еще две недели гудели у меня на хате, родители как раз уезжали в Литву, и в квартире устроен был ежедневный вертеп!
Но, каюсь, при этом я еще и сдавал зачеты-экзамены. Летнюю сессию я сдал вовремя и даже без трояков, чему был и сам несколько удивлен!
|
