В пустыне, на дороге тянущейся от одного города до
другого, на едва заметной тропе, в тени одинокой акации, непонятно как
выживающей на этой обожженной солнцем земле, сидели двое. Они не знали друг
друга, не знали еще минуту назад, теперь же они сидели в тени, наслаждаясь
условной прохладой в знойном мареве сухого пустынного воздуха, но они хотя бы
скрылись от безжалостных лучей солнца, что само по себе было уже не плохо.
Итак, они сидели на растрескавшейся, взбугрившейся земле, привалившись к
корявому стволу дерева, они отдыхали, путь их был одинаково долог и утомителен,
ибо акация эта росла как раз по середине этого долгого пути, оба устали, оба
страдали от голода и жажды, но они не могли потратить большего чем у них было
из запасов, а запасов то у них и не было.
- Кто ты? - спросил один у другого, усталость брала
свое, говорить не хотелось, но и сидеть в молчании было неловко.
- Я - виночерпий из Южного города, - ответил
невольный собеседник, которого впредь, мы будем называть Виночерпием. - А ты
кто? - Поинтересовался он в свою очередь.
- Я - стряпчий из Северного города, - представился
второй, коего мы так и будем отныне называть.
Таково было начало последующей беседы, беседы ни к
чему не обязывающей, и в целом ничем не примечательной. Но все же я передам ее,
опустив, все же некоторые подробности.
- Стряпчий?! - Виночерпий, облизнул пересохшие губы.
- Чем же ты кормишь людей стряпчий, расскажи, я уже третий день иду без пищи и
воды, довольствуясь лишь тем, что дарит мне это бесплодная земля, а она совсем
не щедра!
- Чем кормлю? - Стряпчий, прикрыл глаза обожженными
веками, представил свою кухню, жаркую и влажную, наполненную запахами стряпни,
запахами вкусными и аппетитными, запахами сладкими и острыми, кислыми и
острыми, запахами съестного... - Кормлю я разным, рыбой отварной, с юшкой
янтарной, мясом жаренным, с травами пряными, пирогами разными, с потрохами да с
ягодами, тортами сладкими, с цукатами да с кремовыми лебедями, кашами разными
рассыпчатыми и наоборот, а еще печеным картофелем, тушеной зайчатиной, рыбой
вяленой, капустой квашеной, яблоками мочеными, фруктами в сиропе, ягодами со
сливками, дичью в соусах... - долго перечислял Стряпчий, его опыт позволял ему
часами не повторяясь рассказывать о том, что он готовил за годы своей жизни.
Виночерпий не перебивал, он, тоже, прикрыв глаза,
представлял себе все эти яства, от чего в его пустом животе, истощенном
голодом, нещадно что-то бурчало, но фантазия была столь богата, что он
представил себе все вплоть до вкуса еды, что впрочем не смогло наполнить его
желудок едой...
Наконец, Стряпчий остановился, облизнув пересохшие,
потрескавшиеся губы, ему ужасно хотелось пить, но пить было нечего.
- Виночерпий, - окликнул он своего соседа по
тенистому приюту, - а чем ты потчуешь своих гостей, не расскажешь ли?
- Почему же нет?! Расскажу. - Виночерпий вспомнил
прохладу винного погреба, устоявшийся запах дубовых бочек, горький дым
винокурни, и начал. - Гостей своих я угощаю винами разными, в подвале моем,
полном больших и малых бочонков найдется вино на любой вкус, это и холодные
ракии, это и крепкая заморская мадера, и ароматный мускат, и искрящаяся
шампань, и терпкий сладкий кагор, и жесткий портвейн... - не менее
продолжительный рассказ был и Виночерпия, многое он повидал на своем веку,
многое перепробовал, многое оценил, о многом мог и рассказать, чем и не
преминул воспользоваться...
Стряпчий, почти ощущал вкус вина у себя на языке,
который за последние дни больше чувствовал шершавость песчинок, чем пряность
вина, горло его словно спеклось, и даже набежавшая слюна не могла смочить
достаточно гортань и язык...
Рассказ Виночерпия подошел к концу.
Собеседники замолчали. Говорить было не о чем, да и
не хотелось. Их ждала дорога, ведущая каждого в свою сторону.
Они поднялись, посмотрели друг на друга и молча
направились по тропе, один на север, другой на юг, оба страдающие от голода и
от жажды, ведь слова, каковы бы ни были всего лишь слова, они не в силах ни
напоить, ни накормить, они способны лишь рассказать о еде и о вине, а этого
зачастую мало...
